Комментариев нет Опубликовано

Новогодний дайвинг

Пастеризованное московское небо цвета серой оберточной бумаги провожало нас новогодними салютами. Как будто кто-то из небожителей организовал детский конкурс «Нарисуй салют акриловыми красками китайских фейерверков». Наверное, мы были единственными сумасшедшими, уезжающими из гуляющей пьяной Москвы вечером первого января. По совершенно пустой питерской трассе мы направляемся на северо-запад. Наша цель – Мраморный карьер.

Гроздья и бутоны салюта остались за спиной, и вдруг мы увидели медведей! Они были повсюду. Гигантские плюшевые медведи, покрытые дорожной грязью и сажей. Омерзительно серо-розовые и кислотно-салатовые, неприятно желто – голубые и ядовито – оранжевые.

Тревожные медведи, совсем не русские увальни – добряки. Они настораживали своей китайской бессмысленностью и неуместностью на обочинах грязной трассы, своим полным отрицанием новогодней гармонии и здравого смысла окружающего мира. Копошившиеся вдоль деревенских палисадников, они ползли неровными рядами до самого Питера, где их вереница оборвалась, оставив нас порядком истерзанными, но все же целыми и невредимыми.

А ночь тем временем прошаркала мимо в своем стеганом халате и войлочных тапочках, неся на руках запыленного, плюшевого мишку. Сменивший ее на дежурстве день был, пожалуй, еще сказочней… Дорога уныло наматывалась на колеса экспедиционной «Нивы», сменяя один сказочный пейзаж на другой.

Километр за километром сложенные из обломков асфальта холмы расползались под нашими колесами. Музыка ввинчивалась в шины и оставалась висеть на них ленивыми обрывками фраз и отзвуков придорожного заснеженного леса. За окном бесстыдно оголенные равнины Центральной России сменялись гранитными берегами Ладоги и затерявшимися в карельских лесах деревушками со странными для русского уха названиями. Пукала, Ухала, Икала, Рыгала, Хелюли и, наконец, Рускеала, – цель нашего путешествия.

К обеду следующего дня мы приехали на Мраморный карьер, и лес зазвучал тишиной. Он был заполнен ею до самых краев, вплоть до прозрачной голубой небесной тверди, вплоть до ленты закончившейся трассы. Там тишина умирала, и рождались другие, чуждые лесу, звуки и запахи. Запах бензина и пролитого масла из слегка подтекающего мотора, звук шипованных шин, гул в коробке передач изредко проезжающей машины, словно случайно выехавшей из точки А в точку Б.

Наконец – то, мы попали в сказку. Уже не совсем российская, но еще и не совсем финская пограничная земля. Даже мой мобильный телефон никак не может понять, где я нахожусь, и приветствует меня то на финском, то на русском языке. Отключаю его, чтоб не мучился и заодно не мешал. В сказке мобильная связь не нужна, ведь нельзя позвонить бабе-яге и уточнить gps – координаты избушки на курьих ножках.

А вокруг вековые ели, пустившие корни в каменный монолит, окружают скалистые обрывы: серые, желтые, зеленоваты глыбы… А вот и жилка знаменитого розового мрамора. Иду по льду Мраморного карьера в самую дальнюю его часть, там манят темнотой круглые отверстия сухих штолен. Конечно, первым делом лезу в одну из них. Фонаря с собой нет, поэтому первый раз блуждаю наощупь, забывая, что несколько месяцев мечтала только о дайвинге в штольнях Мраморного карьера – слишком много интересного и необычного на его берегах.

Но пора заняться делом! Мы приехали первыми, вся команда соберется через пару дней, а значит и рубка первой майны и первое погружение за нами. Пока разбираемся со снаряжением и рубим майну, проходит короткий зимний день, ныряем уже в темноте. Витя Лягушкин после пары неудачных попыток протянул ходовой конец от майны до стационарного ходовика в штольне. На поверхности холодает с каждой минутой, вода всего +1 градус, но это небольшая плата за ее редкую прозрачность.

В лучах фонарей открываются неровные стены штолен, чернота провала под нами, поблескивают зеркалом воздушные полости в выбоинах свода. Доски, бревна, остатки железной дороги невзначай напоминают о рукотворности штолен. Двести лет назад здесь ездили вагонетки груженные камнем, работали люди, разговаривали, смеялись, о чем-то мечтали. Какой-нибудь подросток – подмастерье по фамилии Першало мечтал о том, как станет начальником смены и посватается к девушке из соседней деревушки. Но теперь осталась только тишина и великолепие мрамора, играющего и искрящего всеми цветами в свете фонаря.

Мы вплываем в большой зал: гиганские колонны упираются в каменный свод, на дне валяется дерево, видимо упавшее через отверстие в потолке. Воздух в зале теплее, чем снаружи, лед еще тонок, и мы легко пробиваем его головами. Как тут не удержаться и не начать выкрикивать бессмысленные звуки, чтобы просто послушать отголоски эха. На обратном пути заходим в небольшой отнырок, почему-то названный «Конторой».

В глубине комнаты виден обвал. Просунув руку в щель между сводом и грудой камней, видим еще один проход или маленький зал – света не хватает, чтобы оценить размер полости. Возвращаемся. На первый раз впечатлений больше, чем достаточно.
На следующий день ныряем в «Галерее». Это громадные проходы вокруг вырубленных в скале колонн. Ныряем в режиме обычного подледного погружения, поэтому наше передвижение ограничено длиной сигнального конца. Нахожу ходовик, протянутый Андреем Маркаряном в галереях, ведущий в штольни. Повисев над ним несколько секунд, с грустью уплываю. Очень хочется туда, в манящую темноту мраморных коридоров, но увы, не в этот раз.
Чтобы придать своим подводным прогулкам хоть какой-то намек на полезность, напрашиваюсь в напарники к Саше Анощенко.

Он собирается начать расчистку завала в «Конторе». Похолодало. Перед погружением приходится отогревать оборудование кипятком из термосов. Все в лучших традициях – вода закончилась как раз на моих регуляторах. Инфлятор замерз, пришлось забиться под лед и ждать пока оттает кнопка и можно будет выпустить воздух из крыла. Наконец, мы погрузились. Короткая проходка вдоль маркаряновского хода. Зависаю на конце ходовика и жду Сашу, который начинает откидывать камни с вершины завала. Через минуту пропадают последние остатки видимости, сквозь поднятую муть пытаюсь безрезультатно отыскать глазами Сашин фонарь.

Как назло, воздух не поступает в сухие перчатки, руки замерзают, развлекаю себя, исполняя па из детских танцев. Не помогает, больших пальцев уже почти не чувствую. В разгаре моей дискотеки из облака мути появляется Саша, и я жестами предлагаю вернуться. Первые 10 минут на поверхности отогреваю большие пальцы рук, без малейшего стеснения засунув их в рот: может быть, не слишком эстетично, зато действенно. Да, это был не мой день.
Все хорошее заканчивается слишком быстро, пора возвращаться в Москву. Пять дней, это слишком мало, чтобы посмотреть даже верхний исследованный уровень штолен Мраморного карьера. Ледяная вода отбивает желание нырять слишком долго, да и видимость падает день ото дня, слабое восходящее течение гонит с глубины молочно-белую муть. Обещаю себе вернуться и мысленно рисую план следующей поездки, стараясь загнать подальше хулиганские мысли о проникновении в глубокую часть штолен.

Говорят, что дорога назад всегда короче, но наша пролетела совсем незаметно. Серая, грязная, уставшая от бесконечного праздника Москва встретила нас бытовыми подробностями, затуманившими воспоминания о Мраморном карьере. И только засыпая, в полудреме, я часто вижу его. Старый и заброшенный, он пронизывает гору изнутри, обнажая породу. Переплетение мраморных нитей сочится сквозь стены, выставляя на показ, словно в разрезанном торту, годовые кольца планеты. А внизу, добавляя картине объема, молчит нетронутое ледяное зеркало. И было так тихо, что казалось, все в этом мире накрыто гиганским стеклянным колпаком. Но если суметь оторвать взгляд от бездонного звездного пути, то сквозь разрез карьера можно было увидеть вход в Сказку.
Я хорошо его помню… Этот сверкающий тоннель сквозь время и пространство…

Related Images:

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

*